Во-первых, я хотел бы сказать несколько слов относительно своей
специальности. Конечно, насчет "крупности" -
это покажет только время (десятилетия, если не столетия).
Я отношу себя не столько к крупным, сколько, наоборот, к узким специалистам.
Я занимаюсь историей Средних веков Японии. Эта тема по определению не может быть слишком универсальной и крупной, потому что мало кто сейчас считает такие темы актуальными. У историков свой взгляд на этот предмет, у литературоведов - свой. Сегодня интерес формируется, в основном, вокруг современной японской литературы: все читают Мураками Харуки, в крайнем случае Мураками Рю, некоторые, самые продвинутые, читатели знают Кавабата Ясунари, Акутагава Рюноскэ и т.д. Что касается средневековых поэтов и писателей, то это остается уделом довольно маленькой группы людей, хотя японская классическая культура отличается совершенно особенным качеством: там невозможно выпустить ни одного существенного элемента в истории или в сегодняшней синхронной нам конструкции без того, чтобы все остальные элементы не потеряли своего смысла.
Что касается чая, то я, честно говоря, тоже не очень крупный знаток в нашей стране по этой теме. У нас есть класс в Московском Университете (старое здание на Моховой, 11, здание Института стран Азии и Африки, аудитория 207). Там работает класс Школы Урасэнкэ, основанный в Москве в 1989 году. С тех пор там около 12 лет преподавал чайный мастер Исикава Сотоку из Камакуры, к которому через несколько дней поедет очередная делегация членов нашего чайного клуба. В Камакура есть чайный домик, где они будут заниматься.
Я же попал в этот чайный проект совершенно случайно для себя. В 1991 году, когда первую группу стажеров отсылали в Киото в Школу Урасэнкэ, выяснилось, что кроме меня и еще одного человека, больше некому ехать. Я не планировал заниматься чаем, ибо прекрасно понимал, сколь это сложная, многотрудная вещь, не допускающая дилетантского подхода. Нельзя, например, заниматься в пол-ноги классическим балетом. Вы им либо занимаетесь, либо нет. Все остальное - либо пародия, либо приблизительные сведения об этом искусстве. Точно также и чайное действо не допускает никакой приблизительности, имитации, там нужно воспроизводить всю систему, со всеми ее элементами, иначе ничего не получится.
Однако я поехал и проучился этому делу в Киото год, а затем еще несколько лет здесь, под руководством Исикава Сотоку, когда он был в Москве. Потому тему я немного знаю изнутри, но, честно говоря, больше все-таки извне. Я имею в виду - из средневековой японской литературы. Поэтому я смотрю на чай, на его культуру как на один из элементов японской классической культуры эпохи Камакура.
Сегодня в Москве есть места, где можно посмотреть чайную церемонию.
Например, каждую весну в Ботаническом саду, где есть японский дворик и японский сад, проходит так называемый "нодатэ тякай" (чайное собрание под открытым небом). Это один из классических видов чайного действа. Проводит его Школа Урасэнкэ. Проходит это действо в течение двух дней, в последних числах мая - первых числах июня (в зависимости от погоды и от других обстоятельств). Кроме того, бывают различные чайные демонстрации и мастер-классы некоторых чайных мастеров, приезжающих к нам. И это также мастера Школы Урасэнкэ.
Урасэнкэ - это одна из четырех крупных чайных школ и множества трудно подсчитываемого количества более мелких чайных направлений и школ. "Урасэнкэ" буквально значит - "внутренняя школа Сэнкэ". Сэнкэ - это старинная японская очень известная фамилия, изначально купеческая, а с конца XVI - начала XVII века - уже и дворянская. Восходит она к великому чайному мастеру Сэн-но Рикю, который внес самый крупный персональный вклад в формирование классического чайного действа.
Лучше называть этот процесс все-таки действом, чем церемонией, ибо это более точно соответствует характеру этой формы культуры, потому что церемония ассоциируется в нашем восприятии с чем-тоформально-церемониальным. Церемониальный аспект, конечно, есть в чайной культуре, как есть он и в поэзии, и в музыке и т.д. Есть музыка церемоний, есть официальная поэзия. Точно также есть и церемониальный чай - храмовые подношения, когда подносится чай на алтарь буддийского или синтоистского храма, календарные ритуалы, связанные с традиционными праздниками поминовения душ усопших, встреча сезонов и т.д. Однако самая центральная форма чаепития никак не вписывается в понятие церемонии. Нельзя, например, назвать церемонией дзэнскую молчаливую сидячую медитацию (дза-дзэн) в позе лотоса. Это тоже не церемония. Это, скорее, некая практическая технология, которая приводит к достижению определенного состояния сознания.
Чайное действо сформировалось в конце XVI века в эпоху последнего и самого жестокого всплеска феодальных войн, когда феодальные бароны и князья разных областей боролись за главенство в стране, причем делали это и с помощью изощренной политики, но большей частью - с помощью грубой физической силы, отчего страна в течение столетия находилась в состоянии перманентной гражданской войны. Сами японцы в летописях называют это столетие "сэнгоку-дзидай", что означает "эпоха брани царств", "эпоха воюющих княжеств". Они погрузились в это состояние феодальных междоусобиц с конца XV века и продолжалось оно до конца XVI века.
Как это часто бывает, самые кровавые, самые трагические для страны эпохи одновременно бывают самыми продуктивными в культурном смысле, пассионарными эпохами, которые порождают много революционно-нового. (Если под революцией понимать не то, что у нас в стране последних десятилетий, по недоразумению, понимают - шум, мордобой и кровопролитие, а вернуть этому понятию изначальный смысл, революция - это некое фундаментальное изменение очень важных культурных механизмов).
Так вот, как раз в последней половине XVI века происходит очень много крупнейших творческих прорывов и открытий, которые впоследствии, с начала XVII века по середину XIX века, в период так называемого"закрытия страны" создали лицо японской культуры.
Япония испытала первые столкновения с европейской культурой в середине XVI века, когда первые португальские, потом испанские, а потом английские и нидерландские миссионеры высадились в Японии. Прибыли они в неудачное для себя время. Страна в это время боролась за создание унитарного государства. Волей или неволей миссионеры (некоторые даже сознательно) пытались играть на сепаратистских настроениях южных князей, предлагая им эксклюзивные экономические сделки и условия, что было очень опасно, потому что речь шла об огнестрельном оружии, впервые ввезенном европейцами в Японию. И вот тогда центральное правительство сочло за благо изгнать из страны "рыжебородых варваров южных морей" или "варваров с черных фрегатов". Эти корабли были чем-то невиданным для Японии, поскольку там до XIX века своего флота не было вообще. Даже в Китай они плавали на плоскодонных ладьях, не предназначенных для морского плавания, поэтому половина состава посольств тонула по пути, и каждое японское посольство в Китай было авантюрой в течение всех средних веков.
Японцы, кстати, впервые создали военно-морской флот с серьезными оборонными намерениями под влиянием мистической русской угрозы. Значительным толчком к этому послужили письма известного авантюриста барона Морица Венёвского, о котором написаны приключенческие романы, человека, бежавшего с сибирской каторги вместе с группой товарищей и пославшего меморандум правительству о том, что Россия собирается напасть на Японию. Между тем в то время как у России в то время были очень смутные представления об этом крае и сомнения в том, что на этих маленьких островках может быть что-то ценное. Все, что интересовало западноевропейцев на Дальнем Востоке, был пушной зверь - тогдашняя валюта. В Японии не было и этого, не говоря уже о природных ископаемых. Однако, несмотря на то, что угроза нападения на Японию со стороны России была мнимой, в результате этого японцы создали флот. И это им очень сильно помогло впоследствии. На втором этапе открытия страны (со второй половины XIX века) они создали и армию современного типа и вторглись в Корею и Китай. Началась совсем другая история, возникла совсем другая страна. Как сами японцы говорят, Россия после петровских реформ - уже не Россия, а Япония после преобразований второй половины XIX века, когда страна была открыта второй раз для общения с европейцами, тоже уже не Япония, ее можно называть Японией только условно.
Но мы с вами пока занимаемся Японией вполне классической. Чайное действо создал не Сэн-но Рикю, а огромное количество безымянных деятелей культуры - дзэнских монахов, исповедовавших особую форму медитационного, дзэнского буддизма, поэтов, художников, архитекторов, специалистов посадам и вообще представителей абсолютно всех форм культуры. Все они совместными усилиями и создали чайное действо.
Впервые чай попал в Японию еще в раннем средневековье, в эпоху Нара, в VIII веке. Сначала его привозили в брикетах в виде прессованного высушенного чайного листа. Это традиция так называемого плиточного чая (тун ча по-китайски, а по-японски - дан тя), который очень долго разваривали, варили со специальными добавками, превращая его в густой чайный супили бульон. Подобная форма чая жива и сейчас в некоторых странах Юго-Восточной Азии, в Тибете и Монголии. В этот чай добавляют молоко, имбирь,специи, лук, и потому результат резко отличается от того, что мы называем чаем.
Вторая форма чая - маття - порошочный чай, достигший своего пика в Китае в эпоху династии Сун. Позже, из Китая же, была завезена еще одна форма чая, сэнтя - мелкие высушенные листочки, завариваемые кипятком. Это тот чай, который мы с вами употребляем сегодня, к которому мы привыкли.
Но сегодня мы будем говорить преимущественно о порошочном чае. Мы увидим, как производится такой чай, как он выращивается и подготавливается к употреблению. Это чай наивысшего качества, который собирается только вручную, только пару дней в году, во время весеннего полнолуния. Собираются только верхние листочки чайного куста. Потом листья пропариваются на пару, высушиваются и смалываются на гранитных жерновах с медленным вращением, чтобы не произошло нагревания и не нарушился тонкий состав этих листьев. Затем чай помещается в специальные металлические сосуды и хранится там без доступа воздуха. Так делается сейчас. А в старину эти высушенные листочки помещали в большие керамические сосуды и запечатывали специальными печатями, также исключая проникновение воздуха. Храниться такие сосуды должны были только в течение одного года, до следующего урожая чая. Дальнейшее хранение исключалось. Особую же ценность всегда имел чай свежего сбора.
Зеленый чай хранится гораздо хуже черного, его очень сложно правильно готовить, и это его явные минусы. Плюсы же в том, что он в миллион раз богаче других чаев по минеральному составу. В нем много сложнейших аминокислот, биологических соединений, которые очень быстро разрушаются. Поэтому этот чай не заваривают кипятком, а просто заливают горячей водой (ни в коем случае не температуры кипения), затем прямо в чашке его либо взбивают специальным тонким веничком до появления тонкой светло-зеленой пены на поверхности, либо оставляют как есть, только слегкаразмешивая таким веничком. Это зависит от традиций чайной школы.
Пузырьки воздуха, образующиеся при взбивании, придают чаю более мягкий и тонкий вкус, а если его оставить неразмешанным, то чай будет иметь вкус более жесткий, терпкий, резкий и острый. Такой вкус ценят представители не Урасэнке (не внутренней школы Сэнкэ), а внешнего, официального Дома Сэнкэ (Омотэ Сэнкэ).
В конце эпохи Хэйан (IX-XIII века) попал в Японию именно этот, зеленый порошковый чай, а вместе с ним пришла и технология его приготовления. Уже в конце этой эпохи, во второй половине XII века, дзэнский монах Эйсай привез в Японию и семена чая, их посадили в некоторых дзэнских храмах. Некоторые из этих плантаций сохранились до сих пор.
Чай помогал монахам эффективно осуществлять медитацию. В этом состоянии нужно не просто полное успокоение, но собранность, сосредоточенность духа, ни в коем случае нельзя засыпать. Чай этому способствовал. Эйсай написал и первый в Японии трактат о чае. Первый же китайский трактат о чае был написан поэтом и философом Лу Юем. Он подробно рассказал, как выращивать чай, как его собирать, как готовить, цвет и форма каких чашек соответствует какому типу чая и т.п. Эйсай написал о том, как лучше использовать чай в японской практике. Например, сёгуну, первому воинскому правителю Японии эпохи Камакура Минамото-но Ёритомо, а потомего сыну Минамото-но Ёсицунэ, он советовал использовать чай как средство от похмелья. Многочисленные официальные приемы с обязательными возлияниями, видимо, не способствовали крепкому здоровью сёгуна. В трактате написано также, что есть гамма из пяти основных фундаментальных вкусов: сладкий, горький, соленый, кислый, терпкий. Чай имеет горький вкус, но горький вкус чая сродни доброму дружескому совету, который иногда может не очень нравиться своей прямотой и жесткостью, хотя на самом деле очень полезен.
Чай в Японии прошел практически те же самые стадии развития,что и в Китае. Сначала это было лекарство (кстати, когда чай впервые попал в Россию, а это было еще во времена Ивана Грозного, то придворные лекари написали о нем, что это напиток против насморка и головной боли). Вплоть доначала Танской эпохи в Китае чай был лекарственным напитком, но уже в середине этой эпохи он становится тонизирующим напитком.
Итак, вторая стадия чая - тонизирующий напиток. В Сунскуюэпоху в Китае чай достигает в глазах людей уровня спутника философских медитаций, чаньских медитаций в храмах. Чай связан с определенной системой храмовых церемоний. В Японии была очень интересная форма - чайные игры (тя-кабуки), определенные формы чайных состязаний (тя-то), когда, например, нужно было, дегустируя чай, определять лантацию, на которой он выращен. За правильные ответы давались призы.
Чаепитиями увлекалась самурайская элита, которая в конце XVI века ощутила себя новой аристократией. Страна обрела статус единого государства, закончилось кровопролитие. Роскошь князей превзошла всемыслимое и немыслимое, поскольку не нужно было тратить энергию и деньги на ведение войн (например, Хидэёси заказал себе в буквальном смысле слова золотую чайную комнату, где предметы были сделаны либо прямо из золота, либо были покрыты позолотой). Это была эпоха кутящих, роскошествующих князей.
И вот как раз тогда, в противовес этому великолепию, родилась традиция саби-тя (смиренного чая, чая интравертного, скромного, внутреннего), где внешне все очень просто: чайный домик, его модель - это крестьянская или рыбацкая изба, очень простая, обыкновенная, где, повторяю, все внешне очень скромно, но это не небрежность, не недоделки. Просто все усилия мастеров ушли внутрь. Внешняя бедность, простота достигалась усилиямиеще более сложными, чем при строительстве золотых и серебряных киотосских павильонов, золотых чайных комнат и т.д. Рикю вернул чаю медитационную углубленность, которую чай утратил в ходе светских развлечений.
Три великих мастера сделали самый большой вклад в этот процесс дзэнского углубления чая: Мурата Дзюко, Такэно Дзёо и Сэн-но Рикю. Судьба последнего была трагичной. Он происходил из купеческого сословия, очень образованных и прогрессивных купцов бурно развивающегося торгового города Сакаи, расположенного около столицы. Сэн-но Рикю был потомком корейских переселенцев. Он очень многое взял не только из японской культуры или из китайской (фарфор голубой и белый, форма чашек и т.д.), но добавил и корейскую традицию, внешне более простую, с несовершенными и неправильными формами керамики (особенно чашек).
Еще до Сэн-но Рикю существовал особый вид чая в стиле ваби. Ваби - это человеческая, современная проекция средневековой космической эстетики саби, вневременной, внепространственной, внесмысловой, надмирной, отрешенной от всего, не привязанной ни к чему. Но она была слишком абстрактно-углубленной для японского массового сознания, а потому была достоянием узкой монашеской и ученой элиты. А в эпоху Сэнно Рикю, а позже в эпоху Мацуо Басё, эта эстетика ваби проникла очень широко в слои японской культуры. Тогда окончательно упрочился культ того вида чая, который мы теперь понимаем как чайное действо. Один из дзэнских философов XVI века сказал: "Дзэнская медитация с мечом в руках - это кэндо, дзэнская медитация скистью в руках - это сёдо (каллиграфия), дзэн с чайной чашкой в руках - это садо (путь чая)".
Почему японское чаепитие такое сложное? Почему надо так жестко выполнять различные сложные правила и каноны, почему надо сидеть именно так, почему так надо переставлять чашки? Ответ прост: это не чаепитие, а дзэнская медитация в форме чаепития. А медитация так жестко выдержанане потому, что кто-то так придумал или решил. Почему, например, вы должны сидеть с абсолютно прямой спиной? Попробуйте сидеть, наклонившись вбок, например, и вы очень быстро устанете, вы не сможете расслабиться и будете вынуждены существовать в мышечном зажиме. Технологически в этом случае ничего не выйдет. В чайном действе каждое движение руки, ритм вдоха и выдоха, вообще
все, построено как единая технологическая цепочка. Именно поэтому чайное действо является идеальной минимальной моделью японской культуры вообще. Уникальные особенности японской культуры проявились в чайном действе в наиболее концентрированном виде. Это общее мнение и японцев, и иностранцев.
Но уникальность японской культуры - понятие относительное. Дело в том, что если бы любая из восточных культур, да и многие из западных, волею судеб оказалась бы в положении Японии, оказалась бы в том месте и в то время, когда Япония оказалась на авансцене мировой истории и политики, то она показалась бы такой же уникальной, такой же необычной. Просто японцам выпала такая судьба. Они сильно вторглись в политику Запада, в результате люди западной культуры чаще "спотыкались" о них.
Единственная уникальность японской культуры состоит в изначальном синкретизме сознания, его слитности, нерасчлененности. Нерасчлененности разных форм поведения, таких как священнодействие, игра, воинский поединок, научное исследование, художественный акт, светский ритуал, ремесленный труд. Это разные жанры культуры, оторые у японцев стоят либо очень близко друг к другу, либо в некоторых, самых органических, самых синкретических формах культуры (как чай) совпадает стопроцентно. Все семь названных аспектов являются не разными элементами чайного действа, а составляют в равной степени его суть, что очень важно не просто абстрактнопонять, но почувствовать.
Настоящее чайное действо - как воинский поединок, как "пан или пропал", намерение или умереть или достичь сатори. Если человек делает это так, как предписывали великие чайные мастера прошлого, то он делает это как первый и последний раз в жизни. Одновременно это игра. Здесь есть легкость, юмор, тяки (чайный дух, но есть и другой перевод - юмор). Здесь есть скрупулезность ремесленника высшего полета, дотошность ученого, который исследует макото (суть бытия).
Каков мой изначальный облик, кто я такой? Кто такой я, который все время говорит "я хочу то или это"? Как ответить на вопрос коана:"Каково было твое лицо до рождения твоих родителей, каков твой изначальный облик?" Великий дзэнский философ Догэн, когда ему задали такой вопрос, ответил на него философским пятистишием:
Весною - цветы вишни, Летом - крик кукушки,
Алые клены - осенью, Зимой - холодный блистающий снег.
Вот вам автопортрет Догэна, его хонрай мэммоку (изначальный облик).
Вот для чего, собственно говоря, и существует чай: для того,чтобы выяснить, кто я на самом деле, а не кем мню себя.
Дзэн позволил японцам найти ту систему аргументации итерминологии, которые они сами у себя не находили, не будучи народом абстрактно интеллектуализированным.
Японцы не любят абстрактно рассуждать. Вот китайцы -интеллектуальная нация.
Китай дал миру величайших философов, равных по масштабу Аристотелю, Платону и т.д. Японцы же в философской области - ученики. Зато они дали миру выдающихся художников, ремесленников, практиков разных областей, поэтов и т.д. (Правда, это трудно доказать, потому что японская поэзия, в силу своего удивительного синкретизма, практически непереводима. Самое ценное, что в ней есть, к сожалению, не является текстом. Это некоенадтекстовое или межтекстовое пространство, которое нужно учиться восприниматьс помощью особой технологии).
Японцы и по сей день в своем подсознании сохранили первоначальное, фундаментальное отношение к миру. (В сознании они такие же, как все остальные, такие же европеизированные и американизированные люди, как и мы, и даже в большей степени, нежели мы). Поэтому, когда они изучают что-то новое, то они усваивают это новое на почти физиологическом уровне. Они познают предмет на вкус, на цвет, на ощупь. Чайное действо входит в систему высших искусств Японии, хотя его и нельзя назвать жанром искусства. Это идеальная модель бытия, включающая в себя все семь названных мною аспектов. Но это и искусство, причем самое высокое.
Чайные мастера ценились как мастера самого высокогохудожественного искусства, какие только могут быть в рейтинге художественных искусств.
Так вот, это искусство включает в себя особо культивированное и утонченное обонятельно-осязательное, вкусовое и прочие восприятия, а не только слух и зрение, как мы привыкли. Весь человек, целиком присутствует в этом искусстве.
И еще один важный момент, всегда пребывавший в японской культуре, но оттененный дзэном, терминологически объясненный, заключенный в некие рамки. Как японцы осваивают любое мастерство (художественное, ремесленное, научное и т.д.)? В отличие от нас, строящих сначала ментальную модель этой области, а потом на нее надстраивающих умения, навыки, практику, японцы поступают прямо наоборот. Начинается с телесного проращивания в эту сферу, с выработки ката (формы). Постепенно ката усложняются и выстраиваются вцепочку. Наконец, создается замкнутая технологическая цепочка (подчеркиваю, это всегда замкнутый контур). Контур замкнут не сам на себя, а на макрокосмос. Предполагается продолжение где-то там, за горизонтом, за теми зонами, куда человек может дотянуться своими чувствами. И вот когда готов этот замкнутый контур с вселенским элементом в нем, как бы замыкается электрическая цепь, и начинается некий процесс, физически ощущаемый, как ток.
Когда человек достигает совершенства в каком-то мастерстве, когда он почувствует, что сквозь него начинает течь энергия, уходящая за пределы чайной комнаты или кисти и бумаги, а потом эта энергия снова возвращается к нему в преображенном виде (происходит то, что китайцы называют дао или по-японски до - путь), когда человек становится частью этого вселенского пути, вот тогда свершается то, ради чего человек всю эту технологию вызубрил. Так построено практически все в японской культуре. Но тот, кто это знает лишь головой, а не чувствует и не имеет внутреннего опыта, должен позаниматься одним из практических искусств Японии (каллиграфией, чайным действом, боевыми искусствами) и попробовать примерить насебя течение дао, почувствовать его в себе. Если вы хоть немного попробуете это, вы очень многое поймете в этих культурах, познаете то, что недостигаемо интеллектуальным образом. Мы очень неадекватно читаем и воспринимаем их тексты, а все то, что показывают нам, всегда не с той стороны видим. Потому оценки японской культуры часто бывают либо неадекватно завышенными, либо также неадекватно заниженными, а в центр они не попадают. Это культура потока, процесса. А наша культура - культура результата, остановки. И только там, где произошла остановка, мы можем что-то оценить. Поэтому когда мы видим процесс, мы видим лишь некие произвольно взятые точки, а не сам процесс, и пытаемся оценить эти точки как результат. В этом - главное недоразумение.
Лекция Мазурика В.П.